Она беременна. Беременна, от другого человека. Это удар ниже пояса, должен я сказать. На меня даже сначала накатывает некоторая обида: это, вот как так-то получается, скажите мне на милость? Похоже, она слишком быстро оправилась от нашего расставания, раз вон уже с «этим» успела завести роман и даже согласиться выйти за него замуж. Вашу ж мать, как легко и просто у нее все получается: ко мне она переезжать не хотела почти два месяца – видите ли иногда нужно личное пространство, а тут уже будущая мисс Нортон! Вот, это обидней всего, видно, Алекс смог дать ей то, чего не дал я: любви. Свою любовь я забрал назад, а ей я сказал, что ее и не было, так, собственно говоря, чего я должен был ожидать – что она станет монашкой и будет держаться от мужчин подальше? Слегка эгоистичная мысль с моей стороны. А, вообще с какой стати меня вообще должно волновать с кем она, где она и как? Я расстался с ней по собственной инициативе ради ее же блага. Вот, она и нашла это благо. Нам надо идти каждому своей тропой, но параллельной дорожке другого. Но ведь почему-то, именно в этот чертов день мы вновь пересеклись и я узнал очень многое, от чего я хотел бы отказаться. Не иметь этого знания, отпустить ее, а ведь я был близок ко всему этому. Но наша неожиданная встреча вернула меня на исходную позицию, и я вынужден начать все с начала – начать отлучать себя от нее, избавиться от этого образа, который плотно засел в моей голове. Я должен идти дальше, как сделала она. Но я боюсь, что не смогу больше найти одну единственную и посему останусь наедине с самим собой, как и говорила Кэрол в тот вечер на крыльце моего дома. От этой мысли я невольно вздрагиваю внутренне, но внешне – я приветливый Чарльз Дроздов, само добродушие. Кэрол знает, что это не настоящий я, но она всего лишь видит того, кто бросил ее самым мерзким и гадким образом, а Александр не замечает ничего подозрительного. Кстати, после новости о беременности Кэрол моя симпатия к Алексу покрылась толстой коркой льда, но улыбка на моем лице сохранялась. Я не позволю этому пошатнуть мое равновесие, оно и так уже нарушено.
- Что вы, Алекс ни капли не смущает меня, - бормочу я себе под нос, не поднимая взгляда на Кэрол. Каждый раз, когда я смотрю на нее, то вспоминаю наше время, наши минуты, а теперь она с другим. Собственно, я же ее оттолкнул, я в этом виноват, вот теперь и мучаюсь. Меня передергивает, когда Кэрол обращается к Алексу со словом «любимый». Так, Чак, спокойствие, только спокойствие. Отпусти ты уже ее наконец, она почти уже замужем, у нее будет семья, будет ребенок. Она будет окружена любовью и лаской, будет в безопасности. Ты же так этого хотел, верно? Так, почему так тяжело представит все это в своем воображении, которое мгновенно рисует Кэрол, сидящую в большой гостиной с малышом на руках, а позади нее стоит Нортон. Может, потому что ты мог занимать его место и быть рядом с ней? Быть отцом этого ребенка и быть любящим мужем. А, вместо этого, я буду один. Нда, отличный расклад моей жизни, которая с сегодняшнего вечера опустилась на самое дно Марианской впадины. Я застрял там, можно сказать, погребен.
- Береги ее, она у тебя очень хорошая. Вы замечательно смотритесь вместе, - жму на прощание руку Алексу, когда Кэрол уже скрылась в неизвестном направлении. Нортон сначала как-то странно смотрит на меня, но потом не придает этому большого значения и прощается со мной. Я смотрю ему вслед, наблюдаю за тем, как он заботливо подает Кэрол верхнюю одежду, а потом целует ее. Чтобы не наблюдать всю эту чертову идиллию, я обращаю все свое внимание на картины, чтобы отвлечься от новостей, свалившихся на меня, словно снег в августе. Но перед глазами все равно стоит Кэрол со слегка выпирающим животом…
Спустя несколько недель.
Бессонные ночи стали сказываться на моем организме. Прошло полторы недели с того момента, как я вернулся с той злосчастной выставки. Я уже привык спать по два часа в сутки или не спать вообще. Все свое время я проводил либо в галереи, либо в мастерской. Художник – от слова худо, верно? Вот, мне как раз и было худо, поэтому я рисовал. Получалась ерунда, и рвал лист или просто выкидывал так и недорисованную картину на помойку, чтобы она не мозолила мне глаза. Но самые первые, нарисованные после моего приезда из Англии, получились довольно яркими, но в них прослеживалась грусть и тоска. И они понравились мне, поэтому, я вывесил их в одном из залов галереи. На них можно было увидеть пустую улицу в сине-голубых тонах, занесенную снегом. А, вот следующие мои художества ни капли не удовлетворяли меня, поэтому они шли на утилизацию. Ночи напролет я сидел и пытался воссоздать хоть что-то, но делал пару мазков, и на этом все заканчивалось. Сегодня я уснул прямо в своем кабинете, после того, как закончился рабочий день, и все посетители ушли. Меня вырубило на добрые три часа, я проснулся от вибрации телефона, лежащего на столе. Подумал, кому же я мог понадобиться… Правильно, никому – это было сообщении о том, что мой баланс ниже нуля и мне необходимо пополнить того. Правильно, я нужен только лишь мобильному оператору и все. Я засунул телефон в карман джинс и поднялся из-за стола. Все, хватит, надо идти домой и завалиться спать, пока сам не проснусь, хватит уже терзать себя. Вот, что я делаю и зачем? Будто, от мешков под глазами что-то изменится? Ни черта подобного! Чакки, пора брать себя в руки, а то как тряпка какая-то! С этими мыслями я пошел по галереи, выключая свет в залах. Не заходя в один зал, я увидел тень. Черт, еще только грабителей для полного счастья не хватало, ладно, что-нибудь придумаем. Лучше, парочка взломщиков, чем один стригой. Да, я во всем увижу положительные стороны.
Я тихо подкрался, заглянул внутрь последнего зала и застыл на месте молнией пораженный. Нет, это были не грабители, и даже не стригой, решивший поглазеть на произведения искусства. Кэрол. Очередная внезапная встреча для нас, но, к счастью, она меня не видит. Я смотрю на девушку со спины, но не вижу ее лица, а она смотрит на одну из тех картин, которые я написал после приезда. Она поглаживает живот – да, беременные они такие, и с малышом потом начнут разговаривать. Я решаю не беспокоить ее своим присутствием и бредить раны, пускай думает, что она одна в галереи. У нее же есть ключи, значит, она сможет все потом закрыть и поставить помещение на сигнализацию. Я бросаю на нее последний взгляд и уже собираюсь уйти, как одна единственная фраза заставляет меня остановиться на месте, как вкопанного. Нет, я ослышался, мне это показалось. Я давно не спал, и у меня уже начались слуховые галлюцинации. А может, и не показалось?
- Что? – я так был поражен, что голос мой охрип и это восклицание невозможно было услышать, но девушка услышала. Кэрол вздрогнула и резко обернулась на звук моего голоса, - что? Кэрол, пожалуйста, повтори, что ты только что сказала. Это мой ребенок? Точнее, наш ребенок? – не знаю, зачем я попросил ее сделать. Теперь во мне поселилась четкая уверенность в том, что я не ослышался, что это не мой очередной сдвиг по фазе, обусловленный постоянной нервозностью и недосыпом в последнее время. Просто мне было необходимо было услышать из ее уст.